Явдоха — страница 2

дорога липкая, вязкая, была словно ступой истолочена, и трава придорожная к земле прибита. "Подыптали кабанову крапивку. Усе подыпта-ли!" Пошла. Месила грязь тощими ногами и деревянной клюкой восемь верст. На селе праздник был: плели девки венок для кривой Ганки, просватанной за Никанора, Хроменкова сына. Сам Никанор на войну шел, а старикам Хроменкам работница в дом нужна. Убьют Никанора, тогда уж работницы не найти. Вот и

плетут девки кривой Ганке венок. В хате у Ганки душно. Пахнет кислым хлебом и кислой овчиной. Девки тесно уселись на лавке вокруг стола, красные, потные, безбровые, вертят, перебираюттряпочные цветы и ленты и орут дико, во всю мочь здорового рабочего тела, гукающую песню. Лица у них свирепые, ноздри раздутые, поют, словно работу работают. А песня полевая, раздольная, с поля на поле, далеко слышная. Здесь сбита, смята в тесной хате,

гудит, бьется о малюсенькие, заплывшие глиной окошки, и нет ей выхода. А столпившиеся вокруг бабы и парни только щурятся, будто им ветер в глаза дует. -- Гой! Гзй! Го-о-о! Гой! Гэй! Го-о-о! Ревут басом, и какие бы слова ни выговаривали, все выходит будто "гой-гэй-го-о-о!". Уж очень гудят. Потискалась Явдоха в дверях. Какая-то баба обернулась на нее. -- У меня сын, Панас, -- сказала Явдоха. -- Сын письмо прислал з вармии. Баба ничего не

ответила, а может, и не слыхала: уж очень девки гудели. Явдоха стала ждать. Примостилась в уголочке. Вдруг девки замолчали -- сразу, точно подавились, и у самых дверей заскрипела простуженным петухом скрипка и за ней, спеша и догоняя, заскакал бубен. Толпа оттиснулась к двери, а на средину хаты вышли две девки, плоскогрудые, с выпяченными животами, в прямых, не суживающихся к талии, корсетах. Обнялись и пошли, притоптывая и

подпрыгивая, словно спотыкаясь. Обошли круг два раза. Раздвинув толпу, вышел парень, откинул масляные пряди светлых волос, присел и пошел кругом, то вытягивая, то загребая корявыми лапотными ногами. Будто не плясал, а просто неуклюже и жалко полз калека-урод, который и рад бы встать, да не может. Обошел круг, выпрямился и втиснулся в толпу. И вдруг запросили все: -- Бабка Сахфея, поскачи! Бабка Сахфея, поскачи! Небольшая старушонка в

теплом платке, повязанном чалмой, сердито отмахивалась, трясла головой -- ни за что не пойдет. -- И чего они к старой лезут? -- удивлялись те, что не знали. А те, что знали, кричали: -- Бабка Сахфея, поскачи! И вдруг бабка сморщилась, засмеялась, повернулась к образу. -- Ну ладно. Дайте у иконы попрощаться. Перекрестилась, низко-низко иконе поклонилась и сказала три раза: -- Прости меня, Боже, прости меня, Боже, прости меня, Боже! Повернулась,