Традиции Чехова и Салтыкова-Щедрина в произведениях Зощенко — страница 3

  • Просмотров 3277
  • Скачиваний 173
  • Размер файла 32
    Кб

были его учителями. И они учили его от них не отстраняться. Зощенко был человеком с больной, не знавшей покоя совестью. Он посчитал себя мобилизованным на служение «бедному» (как позже он его назовёт) человеку. Этот «бедный» человек олицетворял собой целый человеческий пласт тогдашней России. Веками возводимый несправедливый социальный уклад, из недр которого вырвала этого человека революция, духовно его обокрал, обидел,

обеднил его пониманием происходящих в жизни процессов. На его глазах революция предпринимала титанические усилия, чтобы покончить с послевоенной разрухой. Она не только лечила раны на измученном теле страны, но уже мечтала залить города и сёла электрическим светом. Чтобы осуществить эту мечту, необходим был сознательный труд миллионов людей, а «бедный» человек все силы свои и энергию зачастую тратил на борьбу с разного рода

мелкими житейскими неурядицами. Он не понимал, что, занятый своими личными интересами, не приближает время той жизни, о которой мечтал, а отдаляет его. Его спина прогибалась под грузом морально живших, но ещё не утративших силу пережитков сметённого революцией пошлого. Однако свалить с себя этот груз сам он не мог. По меткому определению В. Шкловского, Зощенко писал о человеке, который «живёт в великое время, а больше всего

озабочен водопроводом, канализацией и копейками. Человек за мусором не видит леса»*. Ему надо было раскрыть глаза. В решении этой задачи и увидел Зощенко своё назначение… К началу двадцатых годов поход за отправным для литературного труда материалом подошёл к концу: Зощенко владел знанием жизни, забот, духовных и бытовых интересов своего будущего героя. И, что особенно важно, владел его языком. Этот язык, словно порвав веками

державшую его плотину, затопил тогда вокзалы и площади, присутственные места и рынки, залы для театральных представлений и только что учреждённые коммунальные дома. Это был неизвестный литературе, а потому не имевший своего правописания язык. Он был груб, неуклюж, бестолков, но – затыкай или не затыкай уши – он существовал. Живой, не придуманный, сам собою сложившийся, пусть скудный по литературным меркам, а всё-таки – тоже! –

русский язык. Далеко не каждый, даже очень хороший писатель, познавший жизнь простого народа и задавшей целью своим трудом принести ему реальную помощь, способен спуститься с литературных высот и заговорить с людьми, о которых и для кого он пишет, на их повседневном, понятном им языке и в той же тональности, в какой говорят они между собой в обыденной для себя обстановке: в семье, на работе, в трамвае. Зощенко был наделён