Типология характеров в «Конармии» И. Бабеля

Типология характеров в «Конармии» И. Бабеля Ничипоров И. Б. «У Бабеля, в сущности, Конармии нет, она у него атомизирована, рассечена <…> Бабель ограничил себя тем, что <…> выбрал и воссоздал ряд типов, лиц, случаев»[1], – зорко подметил еще в 1920-е гг. А.Воронский, а Вяч. Полонский в очерке «Бабель» (1927) подчеркнул, что «автор рассматривает людей порознь, поодиночке <…> Повествование связано у Бабеля с отдельным человеком,

которого он поворачивает во все стороны, рассматривает, изучает»[2]. В позднейших исследованиях «Конармии» не раз справедливо отмечалось, что здесь «эпоха отражается через множество сознаний, каждое из которых субъективно смещает пропорции реального мира»[3], однако типологии запечатленных в цикле характеров не предлагалось, притом что многие рассказы выстроены именно по портретному принципу, и осмысление бабелевской

характерологии способно прояснить существенные грани художественной картины мира в «Конармии». Здесь могут быть выделены типы интеллигента-гуманиста, личности пассионарного склада, героя-правдоискателя, творческой личности, жертвы революционного времени… Интеллигент-гуманист. Основной рассказчик Кирилл Васильевич Лютов выступает в цикле носителем высокой культуры, ощущающим катастрофизм современности, и в этом смысле

«он чужой в армии, он иностранец с правом удивления. Он подчеркивает при описании военного быта «слабость и отчаяние» зрителя»[4]. В рассказе «Костел в Новограде» повествователь предстает как величественный летописец совершающихся потрясений, его речь приобретает песенно-ораторское звучание: «Нищие орды катятся на твои древние города, о Польша, песнь об единении всех холопов гремит над ними, и горе тебе, Речь Посполитая…»[5].

Артистическая, утонченная натура Лютова приоткрывается в сфере интимных переживаний («Поцелуй»), а также в соприкосновении с незаурядными творческими личностями. Он проникается дерзкими художническими исканиями пана Аполека, «отогревая в себе неисполнимые мечты и нестройные песни» («Пан Аполек», с.61), созерцает в костеле творения его «еретической и упоительной кисти» (с.139), и в то же время ему внятны и красота казачьей песни