Тема рыцарства в стихах Гумилева — страница 9

  • Просмотров 2795
  • Скачиваний 16
  • Размер файла 52
    Кб

затем воображение потрясено конкретной исповедью поэта о своем прошлом. И одновременно пониманием несовершенных людских судеб. Эти первые девять проникновенных четверостиший подводят к преобразующему тему аккорду: Я — угрюмый и упрямый зодчий Я возревновал о славе отчей, Храма, восстающего во тьме. Как на небесах, и на земле. А от него — к мечте о расцвете земли, родной страны: «И прольет­ся с неба страшный свет». Здесь,

однако, еще не поставлена точка. Заключительные строки, частично повторяющие изначаль­ные, несут новый грустный смысл — ощущение временной огра­ниченности человеческой жизни. Симфонизмом развития обладает небольшое стихотворение, как и многие другие в сборнике. Редкой выразительности достигает Гумилев соединением не­соединимых элементов. Лес в одноименном лирическом произведе­нии неповторимо причудлив. В нем

живут великаны, карлики и львы, появляется «женщина с кошачьей головой». Это «страна, о которой не загрезить и во сне». Однако кошачьеголовому существу дает причастье обычный кюре. Рядом с великанами упоминаются рыбаки и... пэры Франции. Что это — возвращение к фантасмагориям ранней гумилевской романтики? Нет, ирреаль­ное снято автором: «Может быть, тот лес—душа моя...» Для воплощения сложных запутанных внутренних порывов и

пред­приняты столь смелые ассоциации. В «Слоненке» с заглавным образом связано трудно связуемое — переживание любви. Она предстает в двух ипостасях: заточенной «в тесную клетку» и сильной, подобной тому слону, «что когда-то нес к трепетному Риму Ганнибала». «Заблудившийся трамвай» символизирует безумное, роковое движение в «никуда». И обставлено оно устрашающими деталями мертвого царства. Его тесным сцеплением с

чувственно-изменчивым человеческим существованием донесена трагедия личности. Правом художника Гумилев пользовался с завидной свободой и, главное, с удиви­тельной результативностью. Поэт как бы постоянно раздвигал узкие границы лирического стихотворения. Особую роль играли неожиданные концовки. Триптих «Душа и тело» будто продолжает знакомую тему «Колча­на» с новой творческой силой. А в финале — непредвиденное. Все

побуждения человека, в том числе и духовные, оказываются «слабым отблеском» высшего, божественного сознания. «Шестое чувство» сразу увлекает контрастом между скудными утехами людей и подлинной красотой, поэзией. Мироощущение Гуми­лева было далеко от оптимизма. Сказалось личное одиночество, чего он никогда не скрывал. Не была окончательно найдена об­щественная позиция. Переломы революционного времени, не поня­тые