Тема рыцарства в стихах Гумилева — страница 5

  • Просмотров 2794
  • Скачиваний 16
  • Размер файла 52
    Кб

необычный, часто парадок­сальный образный строй сообщает редкую внутреннюю направлен­ность. В неповторимом облике оживляет поэт легендарные моти­вы, творит фантастические превращения. Обычно принято ссы­латься на экзотику (географическую, историческую) как опреде­ляющую феномен Гумилева. Конечно, многое почерпнуто, скажем, в Африке. Тем не менее обращение к ней все-таки вторично. Оно только способствует воссозданию

экстатических духовных состоя­ний, как бы требующих небывалых зримых соответствий. Колорит­ные фигуры древности. Востока предстают в самом неожиданном облике. И это сразу завораживает. Памятная «пленительная и преступная царица Нила» вдруг «осуществляется» в зловещей, кровожадной «гиене». Во взоре не­верной возлюбленной улавливается... утонувший корабль, «голу­бая гробница» предшествующей жертвы (не о царице ли

Тамаре речь идет в «Корабле»). Ужас воплощен в страшном сущест­ве: «Я встретил голову гиены на стройных девичьих плечах». С не меньшей зрелищностью и эмоциональностью запечатлены свет­лые явления — «много чудесного видит земля». Достаточно пред­ставить удивительного «изысканного жирафа» — и скучная вера «только в дождь» рассеивается: «Взоры в розовых туманах мысль далеко уведут». В ряде новых стихотворений (как,

впрочем, во многих преж­них) поэт не только подчиняет своему переживанию. Он доносит общее трагическое состояние мира. Ироничная «Неоромантичес­кая сказка» опосредованно и остроумно передала угрожающие масштабы застоя: его с радостью принимает даже сказочное чу­довище — людоед. «Игры» открыли в конкретной сцене кровавых развлечений сущность порочной «цивилизации», а в противовес ей — тайну природной гармонии «Сонет»

(вариант вступительно­го стихотворения к «Пути конквистадоров») с помощью ирре­ального образа выразил желание преодолеть ограниченность воз­можностей: Пусть смерть приходит, я зову любую. Я с нею буду драться до конца, И, может быть, рукою мертвеца Я лилию добуду голубую. Каждое выступление Гумилева встречалось в печати крити­чески. Выход в свет «Жемчугов» тоже не остался без такого вни­мания. С мягкой иронией Вяч.

Иванов заметил, что автор сбор­ника «в такой мере смешивает мечту и жизнь, что совершенное им одинокое путешествие за парой леопардовых шкур в Африку немногим отличается от задуманного — в Китай — с мэтром Раб­ле...». А Брюсов вообще отказал Гумилеву в связях с современ­ностью. Гумилев находил одинаковую «нецеломудренность отношения» к художественному творчеству в двух тезисах: «Искусство для жизни» и «искусство для