Славянские мифы в творчестве русских композиторов девятнадцатого века — страница 2

Ярило-Солнце и Лель, Коляда с Овсенем изначально воплощены как вполне реальные лица. А такие образы, как Снегурочка и Волхова, - тем более. Следовательно, мир сказочности-фантастики реален. Фантастические оперы Римского-Корсакова образуют цикл славянского мифа, который он моделировал на основе фантастических народных представлений, отраженных в обрядах и поверьях. В основе любой сказки лежит вопрос взаимоотношений добра и зла.

И он же - один из основных религиозных вопросов. В "Салтане" по всем сказочным законам добро побеждает зло. Такой итог развития оперы органичен и естествен. Жанр сказки в "Кащее" и "Петушке" дает новое понимание религиозности, в которой переплетено мистическое и символическое, чудесное и волшебное. В ,,Кащее,, общую мрачную атмосферу оперы Римский-Корсаков уравновешивает ослепительным красочным сиянием финальной

картины, и если в этой опере желанный итог возможен средствами прорыва и добро восторжествовало над злом, то в "Золотом петушке" вопрос остается открытым: добро и зло относительны. Действия, создаваемые силами двух противоборствующих начал, обычно вызывают в человеческой душе эмоциональный отклик. Здесь же чувства должным образом не откликаются ни на смерть Додона, ни на таинственное исчезновение Царицы. Остается лишь

состояние растерянности, удивления, оцепенения от осуществившегося чародейственным волшебным образом превращения. Мифологический подтекст Звездочета, Шемаханской Царицы и петушка (параллель - жрец, богиня Зори, вещая птица) подразумевается и интуитивно ощущается. Но их реальность стоит под сомнением. Это символы, существующие на грани сна и яви, сознания и подсознания, реальности и иллюзии, добра и зла. Через условность этих

понятий осуществляется выход в сферу сверхискусства, в которой воплощено религиозное понимание прекрасного. "Неоднозначная концепция оперы может показаться странной тому, кто склонен воспринимать искусство Римского-Корсакова как "наивное" или, во всяком случае, безоблачное и до конца постигаемое, - отмечает М. Рахманова. - Оно никогда не было таким, и есть, вероятно, справедливость в том, что двумя своими последними

операми - "Китежем" и "Петушком" - Римский-Корсаков полностью опроверг возможность подобных суждений, и именно парностью "Китежа" и "Петушка" выразил то преклонение перед тайной жизни природы и человека, которое есть суть его музыкального мира". Таким образом, Римский-Корсаков в оперном творчестве моделирует собственный миф. Композитор обращается к таким сюжетам, которые допускают "в своем огненном