Шутки и остроты А. С. Пушкина — страница 4

такими эпиграммами. Пушкин вскипел и ответил ему: — Какое право имеете вы делать выговор, когда не смеете утверждать, что это мои стихи? — Но все говорят, что ваши! — возразил Уваров. — Мало ли что говорят! А я вам вот что скажу: я на вас напишу стихи и напечатаю их с моею подписью. И действительно, когда вскоре после этого разговора Уваров захворал, а наследники торопились опечатать его имущество в надежде, что он умрет, между тем

как министр неожиданно выздоровел, Пушкин написал стихотворение: “На выздоровление Лукулла”, которое и было напечатано в “Московском Наблюдателе”. Эта выходка принесла много неприятностей поэту. В результате он получил вызов к Бенкендорфу и имел объяснение с ним, о котором рассказывал сам Пушкин. Приводим этот рассказ с сокращениями: “Вхожу. Граф с серьезной, даже со строгой миной, впрочем, учтиво, ответил на мой поклон,

пригласил меня сесть у стола vis-a-vis. — Александр Сергеевич! Я обязан сообщить вам неприятное и щекотливое дело по поводу вот эгих ваших стихов. Хотя вы и назвали их Лукуллом и переводом с латинского... но все русское общество в наше врг-мя настолько просвещено, что умеет читать между строк... — Совершенно согласен и радуюсь за развигие общества. Но позвольте узнать, кто эта жалкая особа, которую вы узнали в моей сатире? — Не я узнал, а

Уваров сам себя узнал и проси.,1 обо всем доложить государю. И даже то, как вы сказали ему, что напишете на него стихи и подпишетесь под ними. — Сказал и теперь не отпираюсь... Только именно эти стихи я написал не на него. — А на кого же? — На вас! Бенкендорф, вытаращив на меня глаза, вскрикнул: — Что?!На меня? А я, заранее восхищаясь развязкой... три раза оборачиваясь к нему лицом, повторял: — На вас, на вас, на вас! Тут уж Александр

Христофорович, во всем своем величии власти, громовержцем поднимаясь с кресла, схватил журнал и, подойдя ко мне, дрожащей от злобы рукой тыкая на известные места стихов, сказал: — Однако, послушайте, сочинитель! Что ж это такое? Какой-то пройдоха наследник... (читает) “Теперь уж у вельмож не стану нянчить ребятишек...” Ну это ничего... (продолжает читать): “Теперь мне честность— трын-трава, жену обманывать не буду!.. ” Ну, и это ничего,

вздор!.. но вот ужасное, непозволительное место: “Н воровать уже забуду казенные дрова”. А что вы на это скажете? — Скажу только, что вы не узнаете себя в этой колкости. — Да разве я воровал казенные дрова? — Так, стало быть, Уваров воровал, когда подобную улику принял на себя. Бенкендорф понял силлогизм, сердито улыбнулся и промычал: — Гм! Да!.. Сам виноват... — Вы так и доложите государю. А за сим имею честь кланяться вашему