Счастья в творчестве А. Платонова — страница 8

Так непосредственно высказалась трактовка народа джан как аналога всего человечества в этой повести-легенде. Кроме конкретного смысла каждая сцена "Джан"несет в себе "второй" - обобщающий, выводит события повести на широкие вневременные и внепространственные горизонты. Приходом в урочище Усть-Урт - давнее место обитания народа джан - отмечено возрождение в сознании Чагатаева идеи счастья, частично утерянной в

мучительных скитаниях, как идеи действенной. Чагатаев "был недоволен той обыкновенной скудной жизнью, которой начал теперь жить его народ. Он хотел помочь, чтобы счастье, таящееся от рождения внутри несчастного человека, выросло наружу, стало действием. и силой судьбы", чтобы люди народа джан приобрели хоть немного того чувства, которым богаты все народы, кроме них, чувства "эгоизма и самозащиты". Чагатаев мечтал о

пробуждении индивидуальной души в каждой, "бедном человеке" из его народа, "одухотворении" народа в целом. Но условиями легенды, когда народ джан отделен от всего мира пустыней и обречен спасаться от смерти, только опираясь на собственный силы, не предусмотрено подобное духовное пробуждение. Легенда традиционно завершается спасением людей от смерти, поскольку эта удача, уже сама по себе предопределяет счастье жизни

(раз она не смерть). И поэтому закономерно нарушение (на этом витке миссии Чагатаева) условий легенды - он едет в город за помощью - и она приходит: фары машин (знак "взорванной легендарности") впервые осветили "адово дно древнего мира". Эпилог повести, следующий за этим эпизодом, подобно прологу, - повествование, лишенное какой-либо условности. Народ джан стал есть и пить, и спать, как все народы. И тут сам собой обрел те

чувства "эгоизма и самозащиты", какие есть у всех народов и без которых нельзя ощутить жизнь как таковую и счастье как ее цель. Сначала все их существование было дорогой в смерть, потом бегством от нее и возвращением в жизнь, и в этом существовании, развивающемся по законам легенды, они были "народом", единым целым, переживающим общую судьбу. В эпилоге единство, естественно, распалось: каждый оказался в силах взять в руки

свою судьбу, взвалить на свои, пусть еще слабые плечи бремя поисков своего счастья. И... люди племени джан, покинув Усть-Урт с его теплом и сытостью, разбрелись в разные стороны. Чагатаев, наблюдавший за этим новым исходом, "вздохнул и улыбнулся: он ведь хотел из своего одного небольшого сердца, из тесного ума и воодушевления создать здесь впервые истинную жизнь, на краю Сары-Камыша, адова дна древнего мира. Но самим