Проблема “нового” человека в сатирической повести М. А. Булгакова “Собачье сердце” — страница 9

кружевная видимость… Жаль мне её, жаль. Но самого себя мне ещё больше жаль. Не из эгоизма говорю, о нет, потому что мы действительно в неравных условиях. Ей-то хоть дома тепло, ну, а мне. <…> Куда пойду? <…> У-у-у-у!” Монолог Шарика очень важен в завязке повести. Практически писатель вводит читателя в атмосферу жизни послереволюционной Москвы. А то, что эта неприглядная картина дана глазами собаки, делает её ещё более ужасающей:

голод, воровство, нищета, болезни, жестокость, унижения. Так изображает Булгаков столицу государства, в котором строится “новое общество” “новых людей”. Картина города реалистична, даже натуралистична: шикарные рестораны, где “дежурное блюдо – грибы, соус пикан”, и столовая “Нормального питания служащих Центрального Совета Народного Хозяйства”, в которой варят щи из “ вонючей солонины”. Здесь живут “товарищи”,

“господа”, “пролетарии”. Все показывает неприглядную изнанку: кругом разруха, исказились в страшной гримасе улицы, дома, люди. Дома, словно люди, живут своей самостоятельной жизнью (калабуховский дом). Немалое значение в завязке повести имеет зловещий пейзаж: “Вьюга в подворотне ревёт мне отходную”, “ведьма сухая метель загремела воротами”, “вьюга захлопала из ружья над головой”. В “Собачьем сердце” много характерных

примет времени с декабря 1924 года по март 1925-го. В эпилоге повести упоминается мартовский туман, от которого страдал головными болями вновь обретший свою собачью ипостась Шарик. Программа московских цирков, тщательно изучаемая Преображенским, проверяющим, нет ли там номеров с участием котов (“У Соломоновского… четыре каких-то …Юссемс и человек мёртвой точки… У Никитина… слоны и предел человеческой ловкости”), точно

соответствует программам начала 1925 года. Именно тогда состоялись гастроли воздушных гимнастов “Четыре Юссемс” и эквилибриста Этона, номер которого назывался “Человек на мёртвой точке”. Эти детали позволяют нам увидеть “лицо” эпохи, очутиться в конкретном времени и пространстве. В повести есть довольно часто встречающиеся звуковые примеры времени. Я.Платек считает, что “интеллектуальным рефреном произведения можно

считать оперу Верди “Аида”. Сначала знаменитый мотив получает вроде бы негативную окраску. Это в восприятии Шарика, который мыкается по зимней Москве, ещё не предполагая о фантастических метаморфозах своей персоны: “Летом можно смотаться в Сокольники, там есть особенная, очень хорошая травка, а кроме того, нажрёшься бесплатно колбасных головок, бумаги жирной набросают граждане, налижешься. И если бы не грымза какая-то, что