Проблема “нового” человека в сатирической повести М. А. Булгакова “Собачье сердце” — страница 13

Шарикова и путём сложной хирургической операции возвратить его в прежнее состояние, вернуть к жизни собаку, ненавидящую лишь котов и дворников, а не весь мир. В реальности разоружить большевиков уже не мог никто. Опасность в лице Шарикова, грядущая машина “по очистке” оказалась пророчеством Булгакова, писатель как бы предсказал кровавые чистки 30-ых годов уже среди самих коммунистов, когда одни швондеры карали других, менее

удачливых. Шариковы опасны не только для преображенских, но, как показало время, и для “своих”: для швондеров, пеструхиных… И Шариков, и Швондер – люди искусственно выведенные, только разными путями. Операция по пересадке гипофиза в течение недели “очеловечила” собаку, “операция” по “очеловечиванию” Швондера длилась дольше, но результат в сущности один. Эти “люди” имеют лишь внешние человеческие признаки, недостаточные

для того, чтобы определение “человек” было к ним приложено. Миллионам швондеров внушили: чтобы стать “новым человеком”, хозяином жизни, ненужно много трудиться и прилагать какие-либо особенные усилия, достаточно того, что ты “пролетарий” – а значит, имеешь право быть “хозяином жизни”. Именно безграмотные Шариковы оказались идеально приспособлены для жизни, именно они формируют новое чиновничество, становятся послушными

винтиками административного механизма, осуществляют власть. Условность решения, вполне возможного в жанре художественной фантастике, отнюдь не гарантирована в действительности от тяжелейших последствий других массовых экспериментов, которые осуществлялись в реальной общественной практике. Булгаков поставил под сомнение одну из главных официальных идей того времени, основанную на фетише “пролетарского происхождения” и

послужившую основанием для нового раскола общества по социальному типу. Обнаружив в обществе “феномен Шарикова”, Булгаков угадал наиболее массовую низовую фигуру, адекватную старому пушкинскому понятию “черни”, которая была необходима сталинской бюрократии для осуществления её власти над всеми без исключения социальными группами, слоями и классами нового государства. Без Шарикова и ему подобных в России были бы

невозможны под вывеской “социализма” массовые раскулачивания, организованные доносы, бессудные расстрелы, истязания людей по лагерям и тюрьмам, что требовало огромного исполнительного аппарата, состоящего из полулюдей с “собачьим сердцем”. И нет ничего удивительного, что жёсткая художественная анатомия этого весьма реального, хотя, может быть, не вполне развернувшегося в 20-е годы социального типа, предложенная Булгаковым