Проблема “нового” человека в сатирической повести М. А. Булгакова “Собачье сердце” — страница 10

поёт на кругу при луне – “милая Аида” – так, что сердце падает, было бы отлично. А теперь куда пойдёшь!” Однако именно “Аида”, как выясняется, принадлежала к любимым операм мага и чародея – Филиппа Филипповича Преображенского. Он и перерыв в научных занятиях позволяет себе из-за знаменитого спектакля. “Ничего делать сегодня не будем, - говорит профессор своему помощнику доктору Ивану Арнольдовичу Борменталю. – Во-первых,

кролик издох, а во-вторых, сегодня в Большом – “Аида”. А я давно не слышал. Люблю… Помните? Дуэт… Тари-ра-рим…” Тут же он назидательно излагает весьма уместную и сегодня сентенцию: “Успевает всюду тот, кто никуда не торопится… Конечно, если бы я начал прыгать по заседаниям и распевать целый день, как соловей, вместо того, чтобы заниматься прямым своим делом, я бы никуда не поспел начало девятого… Ко второму акту поеду… Я

сторонник разделения труда. В Большом пусть поют, а я буду оперировать. Вот и хорошо. И никаких разрух…” Исследовательская работа профессора также сопровождалось мелодиями Верди. “К берегам священным Нила, - тихонько напевало божество, закусывая губы и вспоминая золотую внутренность Большого театра”. Мало того даже в процессе сложнейшей операции с непредвиденными последствиями возникает знакомая тема: “Доктор с размаху

легко всадил иглу в сердце пса. - Живёт, но еле-еле,- робко прошептал он. - Некогда рассуждать тут – живёт не живет,- засипел страшный Филипп Филиппович,- я в седле. Всё равно помрёт… Ах, ты чё… К берегам священным Нила… Придаток давайте”. Как известно, Шарик, превратившись в Шарикова, доставил немало хлопот окружающим. Тут, очевидно, сказалось и музыкальное прошлое его “предка”, который имел три судимости, а профессией Клима

Григорьевича Чугункина была игра на балалайке по трактирам. Так или иначе, но сомнения одолевали Филиппа Филипповича, совершившего хирургическое чудо. Стоило ли затевать всю эту историю, не вернуть ли всё на круге своя? “Руки профессор заложил в карманы брюк, и тяжкая дума терзала его учёный с зализами лоб. Он причмокивал, напевал сквозь зубы “к берегам Священным Нила…” и что-то бормотал”. Наконец, финал. Статус-кво

восстановлен: Шариков снова стал Шариком, а профессор продолжал своё дело. Разделение “труда” и на сей раз оказалось вполне уместным. “В отдалении глухо позвякивали склянки. Тяпнутый (так окрестил Шарик доктора Борменталя) убирал в шкафах смотровой. Седой же волшебник сидел и напевал: - К берегам священным Нила… Пёс видел страшные дела. Руки в скользких перчатках важный человек погружал в сосуд, доставал мозги, - упорный