Повесть Леонида Андреева Иуда Искариот "Психологическая интерпретация евангельского сюжета" — страница 10

  • Просмотров 21352
  • Скачиваний 303
  • Размер файла 169
    Кб

жить. Вот почему позиция андреевского Иуды дьявольски опасна»; • иная точка зрения получила не меньшее распростра­нение. Например, Б.С. Бугров утверждает: «Глубин­ным источником провокации [Иуды. — В. К.) оказы­вается не врожденная нравственная порочность чело­века, но неотъемлемое свойство его природы — спо­собность мыслить. Невозможность отрешиться от "кра­мольных" мыслей и необходимость их практической про­верки —

вот внутренние импульсы поведения Иуды»; П. Басинский в комментариях к повести пишет: «Это не апология предательства (как понимался рассказ некоторыми критиками), но оригинальная трактовка темы любви и верности и попытка в неожиданном све­те представить тему революции и революционеров: Иуда как бы "последний" революционер, взрыва­ющий самый ложный смысл мироздания и таким об­разом расчищающий дорогу Христу»; Р. С. Спивак

ут­верждает: «Семантика образа Иуды в повести Андреева принципиально отличается от семантики евангель­ского прототипа. Предательство андреевского Иуды — предательство лишь по факту, а не по существу». А в трактовке Ю. Нагибина, одного из современных писателей, Иуда Искариот — «любимый ученик» Иисуса. У проблемы евангельского Иуды и ее интерпретации в литературе и искусстве есть две грани: этическая и эсте­тическая, и они

неразрывно связаны. Этическую грань имел в виду Л. Толстой, задавая воп­рос: «главное зачем» обращаться к образу Иуды и пытать­ся понять его, вникнуть в его психологию? Какой в этом прежде всего нравственный смысл? Глубоко закономерным было появление в Евангелии не только положительно пре­красной личности — Иисуса, Богочеловека, но и его антипо­да — Иуды с его сатанинским началом, персонифицировав­шего общечеловеческий порок

предательства. Человечеству необходим был и этот символ для формирования нравствен­ной системы координат. Попытаться как-то иначе взглянуть на образ Иуды — значит предпринять попытку ревизии его, а следовательно, посягнуть на сформировавшуюся в течение двух тысячелетий систему ценностей, что грозит нравствен­ной катастрофой. Ведь одним из определений культуры яв­ляется следующее: культура — это система ограничений,

самоограничений, запрещающих убивать, красть, преда­вать и т.д. У Данте в «Божественной комедии», как извест­но, этическое и эстетическое совпадают: Люцифер и Иуда одинаково безобразны и в этическом, и в эстетическом пла­не — они антиэтичны и антиэстетичны. Всяческие новации в этой области могут иметь серьезные не только этические, но и социально-психологические последствия. Все это и дает ответ на вопрос, почему образ Иуды