Пианистическое мастерство С. Рахманинова — страница 3

  • Просмотров 705
  • Скачиваний 17
  • Размер файла 31
    Кб

гудящие в ушах близкие удары огромного колокола, то в длительных нагнетаниях неимоверной силы (первая часть похоронного марша Шопена, первая часть второго концерта, каденция в первой части третьего концерта, средняя часть a-moll’ного «этюда-картины»), то, в других случаях, в совсем коротких, мгновенно свирипеющих crescendo («Прялка» Мендельсона, финал Сонаты Шопена, a-moll’ный «этюд-картина»)… Гениальное сочетание всех этих приемов

сконцентрировано в рахманиновском исполнении его a-moll’ного «этюда-картины» (ор. 39 № 6) – подлинной симфонии пианистической динамики, простейшими средствами в сильнейшей дозировке, преображенной из технического «этюда» в выразительную художественную «картину». Не менее рахманиновской динамики характерна его ритмика, знаменитая рахманиновская ритмика, в околдовывающей «магии» которой чаще всего искали главный секрет его

неотразимой власти над аудиторией… Рахманиновская ритмика – стальная; в то же время она поражает своеобразием, гибкостью, необычайной свободой. Ритм рахманиновских интерпретаций – не внешний каркас, в который исполнитель насильственно и, стало быть, искусственно втискивает свою личность; это – внутренний стержень, неизъемлемый костяк на котором держится все его естество, это – жизненный ритм его собственной личности, его

мирочувствия, его дыхания В этой органической ритмичности Рахманинова и в выдающейся силе этого чувства – еще одна особенность его пианистической индивидуальности. Проблема ритма столкнула нас с проблемой дыхания. Эта последняя выводит к соседней проблеме интонации, звука. И в этой области Рахманинов выступает как яркий представитель национальной традиции, традиции русского пианистического искусства. В западноевропейском

пианизме еще со времен Листа господствует тенденция инструментальной трактовки фортепианного звука… В противовес этому русская пианистическая школа всегда отстаивала вокальную трактовку фортепиано, всегда стремилась приблизить, насколько возможно, звучность этого инструмента к теплоте человеческого голоса. Удивительная «вокальная» красота рахманиновского звука, «затопляющая» певучесть его кантилены являлась законной

наследницей «поющих пальцев» Антона Рубинштейна, прославленная кантилена которого, по свидетельству современников, «удивительно приближается человеческому пению». Рахманинова можно было бы назвать Шаляпиным фортепиано. Весь рояль звучал у него превосходно, но настоящим его царством, тем, куда он особенно любил забираться, где не было у него никаких соперников, где «голос» его звучал ярче, лучше, памятнее всего, был нижний