Падение аристократической Римской республики — страница 2

того, что Негода сделал Сулла, - не восстановил Республику и не ушёл от власти. Он поступил совершенно противоположным образом. Увеличил число избираемых магистров, он пополнил сенат (с 600 до 900 человек), однако одновременно ослабив влияние традиционной сенатской олигархии и упрочнив собственные позиции. Выводя новые колонии (в том числе в Коринф и Карфаген) и щедро раздавая провинциалам римское гражданство, проводя реформу

муниципального строя и наделяя своих ветеранов землёй, Цезарь более подталкивал процессы, требовавшие новые организации империи, возможной лишь при стабильной власти верховного правителя. А не раздираемого междоусобицами сената в сочетании с интригами честолюбивых полководцев. В этих условиях продление диктаторских полномочий Цезаря было обеспечено, и в 44 году он был провозглашен диктатором навечно. То, что переход от

Республики к Империи был обусловлен превращением Рима в мировую державу, отнюдь не открытие современных историков, рассматривающих этот процесс как проявление кризиса античной гражданской общины, полиса. Эту взаимосвязь чувствовали и сами древние: подобные рассуждения встречаются у Саллюстия, у Тициата, у других. Правда, они смотрели на это под иным углом зрения. Если мы теперь подчёркиваем непригодность традиционного

сенатского республиканского строя для управления огромной державой и соответственно закономерность установления более эффективной монархической императорской власти, то римляне видели, прежде всего, разрушительность «державности» и её последствий для их привычного государственного устройства – республики – как общего достояния граждан. Римляне гордились своим государством и считали его воплощением идеальной формы

правления. Живший в Риме во II веке и входивший в кружок Сципиона Эмилиана греческий историк Полибий и позднее Цицерона видели в Римской республике образец смешанного государственного устройства, сочетающего лучшие черты монархии, аристократии и демократии, но чуждого свойственных им крайностей и опасностей перерождения. Власть консулов напоминала царскую, всевластие сената воплощало аристократическое начало, а в

значительной ралли народных собраний нельзя было не заметить демократию. Баланс же всех трёх элементов и создавал уникальность Рима. Именно уверенность в «правильности» организации Республики лежала в основе римского мифа – о богоизбранности римского народа и его великой миссии завоевать мир и править им. Существенный порядок ведения государственных дел обеспечивал достаточно успешное функционирование республики. Но –