Личность Ивана IV в историографии, литературе, искусстве — страница 7

бесспорно совершено много великого; но, - спрашивает Погодин, - мог ли такой человек, как Иоанн, проведший свое детство и отрочество так, как он, никогда ничем серьезно не занимавшийся, мог ли он в 17-20 лет вдруг превратиться в просвещенного законодателя?”. Он мог оставить прежний бурный образ жизни, мог утихнуть, остепениться, заняться делом, мог охотно соглашаться на предлагаемые меры, утверждать их, - вот и все; но чтобы он мог

вдруг понять необходимость в единстве богослужения, отгадать нужды и потребности народные, узнать местные злоупотребления, найти противодействующие меры, дать нужные правила касательно суда, например, об избрании целовальников и старост в городах и т.д. - это ни с чем не сообразно”. Иоанн был вполне в руках своих советников, Сильвестра и Адашева, и их партии, что подтверждается и свидетельством современников, и собственным

негодующим признанием Грозного в письмах к Курбскому. А затем, когда влияние этой партии было парализовано, в последние двадцать пять лет жизни Иоанна нельзя указать никаких законов, постановлений, распоряжений, вообще никаких действий, из которых был бы виден его государственный ум и то понимание требований народной жизни, какое проявлялось в первой половине его царствования. В продолжение всего этого времени “ нет ничего,

кроме казней, пыток, опал, действий разъяренного гнева, взволнованной крови, необузданной страсти” (14). В самом конце XIX века, в 1899 году, концепция правления Ивана Грозного пополнилась еще одной, принадлежащей перу С.Ф. Платонова и изложенной в первой части его “ Очерков по истории смуты в Московском государстве XIV-XVII вв.”. Концепция эта имела исключительный успех. Впоследствии она с некоторыми изменениями воспроизводилась и в

его лекционном курсе (15) и в книге “ Иван Грозный” (16). Прежде чем перейти к разбору взглядов Платонова на правление Ивана Грозного и на опричнину, нам представляется уместным привести здесь оценку его концепции некоторыми советскими историками. С.Б. Веселовский: “Последним словом дореволюционной историографической науки считалась сложная и замысловатая концепция С.Ф. Платонова”(17). И далее: “ В погоне за эффектностью и

выразительностью изложения лекций С.Ф. Платонов отказался от присущей ему осторожности мысли и языка и дал концепцию политики царя Ивана, столько переполненную промахами и фактически неверными положениями, что поставил критиков его построений в весьма неловкое положение...”(18). Следующим образом оценивал концепцию С.Ф. Платонова А.А. Зимин: “Наиболее продуманную и развернутую оценку опричнины с буржуазных позиций мы находим