Хроника Георгия Амартола и “Повесть временных лет”: Константин равноапостольный и князь Владимир Святославич — страница 3

князя Владимира. — А.Р.) агиографическом образе быть может сильнее всего отражается Константинопольское влияние. Автор, писавший их “похвалу”, подчеркивал у них сходство со святыми императором Константином и матерью его Еленой, из биографий которых он и заимствовал титул “равноапостольных”. Монах Иаков, перу которого принадлежит древнее похвальное слово князю Владимиру и княгине Ольге, называет их даже <...> “новой

Еленой” и “новым Константином”. Но по существу это — всего лишь наивное выражение патриотизма автора, стремящегося показать, что русская земля любима Богом и что она тоже выдвинула христианских князя и княгиню, достойных сравнения с великим Константином и его матерью. Если оставить в стороне эти отдельные религиозные обороты речи, то данный документ показывает нам образ князя, весьма отличный от византийских образов святых

императора и императрицы” (Иоанн (Кологривов), иеромонах. Очерки по истории русской святости. Siracusa, 1991. С. 64-65). Такая интерпретация, действительно, имеет определенные основания: безусловно, сходная роль римского императора и русского князя как крестителей своих стран для древнерусских книжников была достаточным мотивом, чтобы провести аналогию между Владимиром и Константином Великим. Между прочим, “необходимо думать, что

празднование было установлено” князю Владимиру “не как чудотворцу, а как равноапостольному крестителю Руси, при чем мог быть имеем в виду пример Константина Великого” (Голубинский Е. История канонизации святых в Русской церкви. М., 1998 [репринт изд.: М., 1903]. С. 65). Подобное же сходство между римским императором и князем Борисом-Михаилом, крестителем Болгарии, позволило константинопольскому патриарху Фотию прибегнуть к

уподоблению болгарского правителя Константину Великому: Борис-Михаил, “возносящийся к свету благочестием” и делами, приближается, как пишет Фотий, к Константину, и Фотий призывает князя новокрещенной страны подражать святому императору ромеев в помыслах и намерениях и хранить нерушимой христианскую веру. Однако история крещения Бориса-Михаила и обращения в христианство Константина Великого (ни в версии Евсевия Памфила, ни

в версии Констанинова жития, отраженной у Георгия Амартола) совсем непохожи. Таким образом, уподобление древнерусскими книжниками Владимира с Константину Великому еще не свидетельствует о сходстве семантики, содержащейся в текстах, посвященных русскому князю и римскому императору. Тем не менее, некоторые исследователи пытались выявить эту общую семантику. Развернутый сопоставительный анализ версии о крещении Владимира,