Эволюции сознания Человека через устойчивые стили изображения людей в литературных произведения — страница 4

постоянной дифференциации - процесс, не в меньшей мере обогащавший литературу. Литература не только сближалась с деловыми и бытовыми формами письменности, но и отталкивалась от них, стремилась возвыситься над всякой обыденщиной, стремилась к литературной выспренности, и это также увеличивало богатство форм, богатство языка, богатство образов. В древнерусских литературных произведениях XI-XVI вв. всегда и во всем проявлялась

авторская точка зрения, всегда был слышен голос автора, интерпретировавшего события и явления, его отношение к изображаемому было всегда отчетливым. Действующие лица произведений были подчинены идеологической схеме автора; они являлись иллюстрацией к его общей мысли. В той или иной степени автор XI-XVI вв. был всегда проповедником. Проповедник чувствуется во всех разновидностях житийного жанра, в исторических произведениях (в

том числе и в летописи), в произведениях паломников и т. д. Было бы, однако, ошибочно видеть в этом явлении признак особого развития в XI-XVI вв. авторского начала. Ведь автор проповедовал не свою точку зрения, не свое личное отношение к изображаемому, а единую, общую, как ему казалось, точку зрения.(1) Авторы не искали выражения своего авторского, индивидуального начала, они не стремились отличаться друг от друга. Их точка зрения в

основном была подчинена богословию. В богословии же всё считалось уже познанным. Вот почему и автор не стремился познать мир, - он точно объяснял отдельные явления с раз и навсегда установленной точки зрения. Не познавать, а объяснять явления и выводить отсюда моральное поучение - такова основная литературная установка древней Руси. Средневековье не знает чужой мысли, чужой идеи как предмета объективного изложения. Чужие идеи

опровергаются, но объективно они не могут быть переданы. Раз истина одна и познана, следовательно, споры не нужны. Полемика не нужна, - возможно только "разоблачение" противника, как носителя злой воли. По существу, с точки зрения авторов XI-XVI вв., ошибочных, неправильных мыслей нет - есть только злая воля, которая и должна быть обнажена перед читателем в своей сущности. Чужое сознание, чужое убеждение, по существу, отрицалось, и

к нему не было чувства уважения.(1) В этом явлении автор предполагает проявление «линейности мышления», узости и закрытости сознания для нового, для поиска ответов. Очевидно, древнерусский человек этого времени еще созрел до задавания вопросов. Богословие покрывало весь интересующий мир, объясняло все, что сознание тогда могло охватить. Но, конечно, этот принцип в древнерусской литературе имеет много исключений. Например,