Экскурсия по булгаковской Москве — страница 3

окончательной форме было написано 25 марта, а разносили мы его 31-го и 1 апреля (1930 года). 3 апреля, когда я как раз была у Михаила Афанасиевича на Пироговской, туда пришли Ф. Кнорре и П. Соколов с уговорами, чтобы Михаил Афанасиевич поступил режиссером в ТРАМ (первый очевидный результат письма от 28 марта 1930 г.). И он начал там работать. А 18-го апреля часов в 6-7 вечера он прибежал, взволнованный, в нашу квартиру (с Шиловским) на Большом

Ржевском и рассказал следующее. Он лег после обеда, как всегда спать, но тут же раздался телефонный звонок и Люба (вторая жена писателя Л. Е. Белозерская, упомянутая в письме от 28 марта 1930 г.) его подозвала, сказав, что из ЦК спрашивают. Михаил Афанасиевич не поверил, решил, что розыгрыш (тогда это проделывалось) и взъерошенный, раздраженный взялся за трубку и услышал:- Михаил Афанасьевич Булгаков?- Да, да.- Сейчас с Вами товарищ Сталин

будет говорить.- Что? Сталин? Сталин?И тут же услышал голос с явным грузинским акцентом:- Да, с вами Сталин говорит. Здравствуйте, товарищ Булгаков (или Михаил Афанасьевич - не помню точно).- Здравствуйте, Иосиф Виссарионович.- Мы ваше письмо получили. Читали с товарищами. Вы будете по нему благоприятный ответ иметь... А может быть, правда - вас пустить за границу? Что - мы вам очень надоели? Михаил Афанасиевич сказал, что он настолько не

ожидал подобного вопроса (да он и звонка вообще не ожидал) - что растерялся и не сразу ответил:- Я очень много думал в последнее время - может ли русский писатель жить вне родины. И мне кажется, что не может.- Вы правы. Я тоже так думаю. Вы где хотите работать? В Художественном театре?- Да, я хотел бы. Но я говорил об этом, и мне отказали.- А вы подайте заявление туда. Мне кажется, что они согласятся. Нам бы нужно встретиться, поговорить с

вами...- Да, да! Иосиф Виссарионович, мне очень нужно с вами поговорить.- Да, нужно найти время и встретиться обязательно. А теперь желаю вам всего хорошего. Но встречи не было. И всю жизнь Михаил Афанасиевич задавал мне один и тот же вопрос: почему Сталин раздумал? И всегда я отвечала одно и то же: А о чем он мог бы с тобой говорить? Ведь он прекрасно понимал, после того твоего письма, что разговор будет не о квартире, не о деньгах, -

разговор пойдет о свободе слова, о цензуре, о возможности художника писать о том, что его интересует. А что он будет отвечать на это? На следующий день после разговора Михаил Афанасиевич пошел во МХАТ и там его встретили с распростертыми объятиями. Он что-то пробормотал, что подаст заявление...- Да боже ты мой! Да пожалуйста!.. Да вот хоть на этом... (и тут же схватили какой-то лоскут бумаги, на котором Михаил Афанасиевич написал