Цветок под ногою — страница 10

  • Просмотров 1095
  • Скачиваний 9
  • Размер файла 29
    Кб

Конечно, всем. Нет, не всем. Юрий Михайлович сказал: - Мне его жаль. Мама сказала: - Его? И странно засмеялась. Юрочка понял, что это говорили про него, про Юрочку, - но что же это такое, Господи! И зачем она смеется? Юрий Михайлович сказал: - Куда ты, я тебя не пущу. Мама сказала: - Ты меня оскорбляешь. Пусти. Нет, ты не смеешь меня целовать. Пусти. Замолчали. Тут Юрочка посмотрел сквозь листья и увидел, что офицер обнял и целует маму. Дальше

они еще что-то говорили, но он ничего не понял, не слыхал, внезапно позабыл, что какое слово значит. И свои слова, какие раньше научился и умел говорить, также позабыл. Помнил одно слово: "мама", и безостановочно шептал его сухими губами, но оно звучало так страшно, страшнее всего. И, чтобы не крикнуть его нечаянно, Юра зажал себе рот обеими руками, одна на другую; и так оставался до тех пор, пока офицер и мама не вышли из беседки.

Когда Юра вошел в комнату, где играли в жарты, важный лысый старик за что-то бранил отца, размахивая мелком и говорил и кричал, что отец поступил не так, что так нельзя делать, что так делают только нехорошие люди, что это нехорошо, что старик с ним больше играть не будет, и другое все такое же. А отец улыбался, разводил рукою, хотел что-то говорить, но старик не дал, - закричал еще громче. И старик был маленький, а отец высокий, красивый,

большой, и улыбка у него была печальная, как у Гулливера, тоскующего по своей стране высоких, красивых людей. Конечно, от него нужно скрыть то, что было в беседке, и его нужно любить, и я его так люблю, - с диким визгом Юра бросился на лысого старика и начал изо всей силы гвоздить его кулаками: - Не смей обижать, не смей обижать... Господи, что тут было! Кто-то смеялся, кто-то тоже кричал. Отец схватил Юру на руки, до боли сжал губы его и тоже

кричал: - Где мать? Позовите матъ! Потом Юру унес с собою вихрь неистовых слез, отчаянных рыданий, смертельная истома. Но и в безумии слез он поглядывал на отца: не догадывается ли он, а когда вошла мать, стал кричать еще громче, чтоб отвлечь подозрения. Но на руки к ней не пошел, а только крепче прижался к отцу: так и пришлось отцу нести его в детскую. Но, видимо, ему и самому не хотелось расставаться с Юрой - как только вынес его из той

комнаты, где были гости, то стал крепко его целовать и все повторял: - Ах ты мой милый! Ах ты мой милый! И сказал маме, которая шла сзади: - Нет, ты посмотри, какой! Мама сказала: - Это все ваш винт. Вы так ругаетесь, что напугали ребенка. Отец рассмеялся и ответил: - Да, ругается он сильно. Но этот-то! Ах ты мой милый! В детской Юра потребовал, чтобы отец сам раздел его. - Ну, начались капризы, - сказал отец. - Я ведь не умею, пусть мама разденет. -