Цифры 2 — страница 2

помедлил. Я, видишь ли, очень, очень умный дядя... II Ты в этот день проснулся с новой мыслью, с новой мечтой, которая захватила всю твою душу. Только что открылись для тебя еще не изведанные радости: иметь свои собственные книжки с картинками, пенал, цветные карандаши - непременно цветные! - и выучиться читать, рисовать и писать цифры. И все это сразу, в один день, как можно скорее. Открыв утром глаза, ты тотчас же позвал меня в детскую и

засыпал горячими просьбами: как можно скорее выписать тебе детский журнал, купить книг, карандашей, бумаги и немедленно приняться за цифры. - Но сегодня царский день, все заперто, - соврал я, чтобы оттянуть дело до завтра или хоть до вечера: уж очень не хотелось мне идти в город. Но ты замотал головою. - Нет, нет, не царский! - закричал ты слишком тонким голоском, поднимая брови. - Вовсе не царский - я знаю. - Да уверяю тебя, царский! -

сказал я. - А я знаю, что не царский! Ну, пожа-алуйста! - Если ты будешь приставать, - сказал я строго и твердо то, что говорят в таких случаях все дяди, - если ты будешь приставать, так и совсем не куплю ничего. Ты задумался. - Ну, что ж делать! - сказал ты со вздохом. - Ну, царский, так царский. Ну, а цифры? Ведь можно же, - сказал ты, опять поднимая брови, но уже басом, рассудительно, ведь можно же в царский день показывать цифры? - Нет, нельзя, -

поспешно сказала бабушка. - Придет полицейский и арестует... И не приставай к дяде. - Ну, это-то уж лишнее, - ответил я бабушке, - А просто мне не хочется сейчас. Вот завтра или вечером покажу. - Нет, ты сейчас покажи! - Сейчас не хочу. Сказал - завтра. - Ну, во-от, - протянул ты. - Теперь говоришь - завтра, а потом скажешь - еще завтра. Нет, покажи сейчас! Сердце тихо говорило мне, что я совершаю в эту минуту великий грех - лишаю тебя счастья,

радости... Но тут пришло в голову мудрое правило: вредно, не полагается баловать детей. И я твердо отрезал: - Завтра. Раз сказано - завтра, значит, так и надо сделать, - Ну, хорошо же, дядька! - пригрозил ты дерзко и весело. - Помни ты это себе! И стал поспешно одеваться. И как только оделся, как только пробормотал вслед за бабушкой: "Отче наш, иже еси на небеси..." - и проглотил чашку молока, - вихрем понесся в зал. А через минуту оттуда уже

слышались грохот опрокидываемых стульев и удалые крики... И весь день нельзя было унять тебя. И обедал ты наспех, рассеянно, болтая ногами, и все смотрел на меня блестящими странными глазами. - Покажешь? - спрашивал ты иногда. - Непременно покажешь? - Завтра непременно покажу, - отвечал я. - Ах, как хорошо! - вскрикивал ты. - Дай бог поскорее, поскорее завтра! Но радость, смешанная с нетерпением, волновала тебя все больше и больше. И вот,