Чужая кровь — страница 10

крыши амбара, спросил названый сын - Петро: - Хлеб отвез тогда? - Отвез...- нехотя буркнул Гаврила. - Ну, и хорошо сделал, отец! И опять от слова "отец" потеплело у Гаврилы в груди. Каждый день ползал Петро по двору, прихрамывая и опираясь на костыль. И отовсюду - с гумна, из-под навеса сарая, где бы ни был,- провожал Гаврила нового сына беспокойным, ищущим взглядом. Как бы не оступился да не упал! Говорили между собою мало, но отношения

увязались простые и любовные. Как-то, дня два спустя после того, как в первый раз вышел Петро на двор, перед сном, умащиваясь на печке, спросил Гаврила: - Откель же ты родом, сынок? - С Урала. - Из мужицкого сословия? - Нет, из рабочих. - Это как же? Рукомесло имел какое, навроде чеботарь али бондарь? - Нет, отец, я на заводе работал. На чугунолитейном заводе. С мальства там. - А хлеб забирать это как же пристроился? - Из армии послали. - Ты, что

же, у них за командира был? - Да, им был. Было трудно спрашивать, но к этому вел: - Значится, ты партейный? - Коммунист,- ответил Петро, ясно улыбаясь. И от улыбки этой бесхитростной уже не страшным показалось Гавриле чуждое слово. Старуха, выждав время, спросила с живостью: - А семья-то есть у тебя, Петюшка? - Ни синь пороха!.. Один, как месяц в небе! - Родители, должно, померли? - Еще махоньким был, лет семи... Отца при пьянке убили, а мать где-то

таскается... - Эка сучка-то! Тебя, жалкенького, стало быть, кинула? - Ушла с одним подрядчиком, а я при заводе вырос. Гаврила свесил с печки ноги, долго молчал, потом заговорил, раздельно, медленно: - Что ж, сынок, коли нету у тебя родни, оставайся при нас... Был у нас сын, по нем и тебя Петром кличем... Был, да быльем порос, а теперь вот двое с старухой кулюкаем... За это время сколько горя с тобой натерпелись; должно, от этого и полюбился ты нам.

Хучь и чужая в тебе кровь, а душой за тебя болишь, как за родного... Оставайся! Будем с тобой возле земли кормиться, она у нас на Дону плодовитая, щедрая... Справим тебя, женим... Я свое отжил, правь хозяйством ты. По мне, лишь бы уважал нашу старость да перед смертью в куске не отказывал... Не бросай нас, стариков, Петро... За печкой верещал сверчок, трескуче и нудно. Под ветром тосковали ставни. - А мы со старухой тебе уже невесту начали

приглядывать!..- Гаврила с деланной веселостью подмигнул, но дрогнувшие губы покривились жалкой улыбкой. Петро упорно глядел под ноги в выщербленный пол, левой рукой сухо выстукивал по лавке. Звук получился волнующий и редкий: тук-тик-так! тук-тик-так!.. тук-тик-так!.. Как видно, обдумывал ответ. И, решившись, оборвал стук, тряхнул головой: - Я, отец, останусь у вас с радостью, только работник из меня, сам видишь, плоховатый... Рука моя,