Антропология религиозного чуда — страница 8

  • Просмотров 4767
  • Скачиваний 38
  • Размер файла 32
    Кб

самодеятельности человека, то отрицание чуда имеет смысл лишь как утверждение его свободной самодеятельности. Мотив чуда как отрицания труда широко известен по русским народным сказкам. В них мы часто находим героев (как правило, это Иван, прозванный дураком, — такова народная ирония), которые не хотят работать и которые ищут, либо находят случайно, волшебные (сиречь — нетрудовые!) средства к добыванию того, что другие

умники-конформисты производят в поте лица. Это скатерть-самобранка, палочка-выручалочка, говорящая щука, печь, золотая рыбка, волшебная табакерка… При этом, что любопытно, персонажи-тунеядцы в этих сказках отнюдь не осуждаются, а восхваляются как протагонисты, которым надо подражать. Другой вариант мысли, что мир чудес и мир практической деятельности человека противостоят друг другу, выразили еще в XVI–XVII вв. протестанты, по

крайней мере двух школ — кальвинизма и пуританизма. Христианство в их лице увидело свидетельство истинности веры, а стало быть, и личного спасения не столько в экзальтированном почитании и созерцании чудес, сколько в успешности практической деятельности. Библейские чудеса, точнее вера в них, предстала в новом, доселе невиданном качестве — как мотивация труда, хотя мотивация и внешняя для него. Но она оказалась способной

оживить общественное производство в эпоху разложения феодального общества, что во многом обеспечило триумф капитализма. По этому поводу часто ссылаются на известную работу М. Вебера [1]. Но есть и другое исследование той же самой проблемы — в трактате «Человек для себя» Э. Фромма [13], где дано более реалистическое объяснение связи религии и капитализма. Согласно Фромму не протестантизм сам по себе определяет развитие буржуазных

отношений, а, наоборот, развитие последних вынуждает часть клира, непосредственно связанного с народной жизнью, модифицировать христианство и адаптировать его под новые социальные реалии. Что подразумевает и формирование особого социального характера индивидов, который позволял бы воспроизводить всю совокупность капиталистических отношений. Так или иначе, в силу мистической интерпретации, которую он получил в учениях

протестантских сект, труд стал считаться абсолютным долгом правоверного христианина. Выполнению его были подчинены все остальные потребности верующего, что предполагало соблюдение строгой аскезы. Однако и здесь это мистическое понимание труда свидетельствует о его отчужденном характере, ибо только отчужденная деятельность нуждается в дополнительной, внешней мотивации. Протестантским сектам, ориентированным на